На утре жизни, - нежа их, Я в детской книге "Ювенилий" Влил ранний опыт в робкий стих. Мечту потом пленили дали: Японский штрих, французский севр, Все то, об чем века мечтали, - Чтоб ожил мир былой - в "Chefs d'oeuvre". И, трепет неземных предчувствий Средь книг и беглых встреч тая, Я крылий снам искал в искусстве И назвал книгу: "Это - я!" Но час настал для "Третьей Стражи". Я, в шуме улиц, понял власть Встающих в городе миражей, Твоих звенящих зовов, страсть! Изведав мглы блаженств и скорби, Победы пьяность, смертный страх, Я мог надменно "Urbi et Orbi" Петь гимн в уверенных стихах. Когда ж в великих катастрофах Наш край дрожал, и кликал Рок, - Венчая жизнь в певучих строфах, Я на себя взложил "Венок". В те дни и юноши и девы Приветом встретили певца, А я слагал им "Все напевы", Пленяя, тайной слов, сердца. Но, не устав искать, спокойно Я озирал сцепленья дней, Чтоб пред людьми, в оправе стройной, Поставить "Зеркало Теней". Я ждал себе одной награды, - Предаться вновь влеченью снов, И славить мира все услады, И "Радуги" все "семь цветов"! Но гром взгремел. Молчать - измена, До дна взволнован мой народ... Ужель "Девятая Камена" Победных песен не споет? А вслед? Конец ли долгим сменам? Предел блужданьям стольких лет? "Хвала вам, девяти Каменам!" Но путь укажет Мусагет! Март 1917 |