Валерий Брюсов: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "ЧЕРТ, ЧЕРТА". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 10. Размер: 91кб.

Часть текста: для меня мир прошлого. Это впечатление имело значение для всей моей жизни". С этих пор начинаются и опыты исторического жанра, большей частью неизданные; в большинстве случаев это произведения на темы из римской истории: "Юлий Цезарь", "Помпеи Великий", "Антоний и Клеопатра", "Август и Вергилий". Но рядом с ними в перечне замыслов мы найдем и драму о Марине Мнишек, а среди рукописей - и неоконченный роман о декабристах - "Записки декабриста Малинина". Как всегда, рука об руку с этими художественными замыслами идут замыслы научных работ: в 1898 году, например, мечтается написать историю Римской империи до времен Одоакра, целую книгу - "Очерк всеобщей истории" и т. д. Конец жизненного пути Брюсова смыкается с началом, и последний этап частично осуществляет мечтания детства и юности, показывая нам Брюсова то в роли руководителя семинара по всеобщей истории в Литературно-художественном институте, то в роли исследователя эпохи кризиса Римской империи - эпохи, отображенной им в его втором историческом романе - "Алтарь победы". Некоторой части критиков Брюсова этот его "историзм" представлялся и представляется одним из пороков его творчества. "Брюсовское проникновение в историю заклеймлено пороком стилизаторства, поддельности разнообразной и богатой панорамы", - читаем мы, например, в школьном издании Брюсова {Вольпе Ц. В. Брюсов. Избранные стихи. Школьная библиотека, 1935. С. 38.}. "Брюсовская история - неподлинна, ибо она - расстановка художественных чучел исторических людей, а не оживление героев и событий прошлого". С этой оценкой, отображающей субъективные впечатления критика, трудно спорить: на дальнейшем разборе "Огненного ангела" мы увидим размеры и пределы брюсовского "стилизаторства", а в известной...

Входимость: 9. Размер: 74кб.

Часть текста: Настоящего, живого человека, созданного природой, историей (или Богом). Но природное (или Божье) творчество необыкновенно тонко, сложно, узор его не для всех уловим. Писатели, создавая выдуманных людей, -- типы -- истолковывают "человека" непонимающим. Подчеркивают, огрубляют тонкие черты, усиливают звук отдельной души, или дополняют его схожим звуком другой; бросают краски мазками, пятнами, как на декорациях. Это громадное дело; его можно делать и гениально, и бездарно... В моих "сказках действительности" я не истолковываю "человека". Я рассказываю о нем подлинном, настоящем, каким он прошел перед моими глазами,-- или даже мелькнул -- и каким он мне показался. Известен ли человек, обладает ли он какими-нибудь исключительными талантами или нет,-- все равно; ведь часто самые неизвестные, незаметные люди бывают интереснее, как люди, знаменитейших писателей и общественных деятелей. Я пишу лишь о тех, с кем встреч уже не жду на этом свете,-- потому ли, что они отошли за его черту, или потому, что отошли за непереступимую для меня черту человеческую, как Брюсов-большевик и другие. Повторяю, впрочем, то, что было сказано в рассказе "о Блоке": о живых или о мертвых пишешь -- надо говорить правду; и о живых или о мертвых пишешь -- надо о...

Входимость: 8. Размер: 25кб.

Часть текста: он -- поэт толпы, ее молочных забот, печалей и радостей, певец милосердия, заступник униженных и оскорбленных. В "Новых Стихотворениях" (1895 г.) он -- декадент, эстет, бодлерианец, поклонник Эдгара По, проповедник греха. В "Вечных Спутниках" (1899 г.) и "Юлиане Отступнике" (1899 г.) он -- язычник, испытывающий, несмотря на все оговорки, какую-то непобедимую брезгливость к христианству, к галилейству. В исследовании о "Толстом и Достоевском" (1900--2 г.) и в эпосе о "Петре и Алексее" (1905 г.) он дает самую убедительную проповедь христианства, какая когда-либо была написана на русском языке. В своих позднейших произведениях он выступает уже с суровой критикой религии, остановившейся на Христе, на одном только Втором Лике, не проходящей через, сквозь него к Духу. Нет, кажется, такой точки зрения, на которой не стоял бы Мережковский, нет такого философского мировоззрения, которого бы он не защищал со страстностью и убежденностью. Однажды Мережковский всенародно каялся в своих заблуждениях и словесно бичевал себя с аскетическим смирением. "Я теперь сознаю, -- писал он тогда, -- как близок был к Антихристу, какую страшную силу его притяжения испытал на себе, когда бредил о грядущем папе-кесаре, царе-священнике как предтече Христа-Грядущего. Но я благодарю Бога за то, что прошел этот соблазн до конца". Признание, конечно, соблазнительное для учеников Д. Мережковского. Учение начинается с веры, но как поверить в слово учителя, если он время от времени свои недавние убеждения объявляет соблазном? Невольно колеблешься, как же принимать его новую проповедь? А вдруг, еще через сколько-нибудь лет, и учение о вере "через" Христа, о религии Святой Троицы, объяснит он "страшной силой Антихристова притяжения"? И закрадывается мысль, ...

Входимость: 7. Размер: 64кб.

Часть текста: между фабулой повести и ее содержанием. В повести рассказывается о бедном, ничтожном петербургском чиновнике, каком-то Евгении, неумном, неоригинальном, ничем не отличающемся от своих собратий, который был влюблен в какую-то Парашу, дочь вдовы, живущей у взморья. Наводнение 1824 года снесло их дом; вдова и Параша погибли. Евгений не перенес этого несчастия и сошел с ума. Однажды ночью, проходя мимо памятника Петру I, Евгений, в своем безумии, прошептал ему несколько злобных слов, видя в нем виновника своих бедствий. Расстроенному воображению Евгения представилось, что медный всадник разгневался на него за это и погнался за ним на своем бронзовом коне. Через несколько месяцев после того безумец умер. Но с этой несложной историей любви и горя бедного чиновника связаны подробности и целые эпизоды, казалось бы вовсе ей нс соответствующие. Прежде всего ей предпослано обширное "Вступление", которое вспоминает основание Петром Великим Петербурга и дает, в ряде картин, весь облик этого "творения Петра". Затем, в самой повести, кумир Петра Великого оказывается как бы вторым действующим лицом. Поэт очень неохотно и скупо говорит о Евгении и Параше, но много и с увлечением - о Петре и его подвиге. Преследование Евгения медным всадником изображено не столько как бред сумасшедшего, сколько как реальный факт, и, таким образом, в повесть введен элемент сверхъестественного. Наконец, отдельные сцены повести рассказаны тоном приподнятым и торжественным, дающим понять, что речь идет о чем-то исключительно важном. Все это заставило критику, с ее первых шагов, искать в "Медном Всаднике" второго, внутреннего смысла, видеть в образах Евгения и Петра воплощения, символы двух начал. Было предложено много...

Входимость: 7. Размер: 35кб.

Часть текста: вв. Его внимание привлекали и эпоха Просвещения (Гёте, Шиллер), и романтизм (Ленау, Уланд), и поэты новейшего времени (Стефан Георге, Рихард Демель). Среди переводов Брюсова встречаем мы и такое монументальное творение, как гётевский "Фауст". Но был в истории немецкой культуры (собственно, не литературы, а именно культуры) период, к которому Брюсов питал особое пристрастие как ученый, романист и поэт. Это - XVI век. Брюсова всегда чрезвычайно привлекали переломные эпохи, когда "из разрушенья творились токи новых сил" ("Мир электрона"), новое вступало в ожесточенную схватку со старым, привычные формы жизни давали глубокие трещины и наступали "минуты роковые", о которых столь проникновенно писал Тютчев. Немецкий XVI век, бесспорно, принадлежит к числу наиболее драматических и противоречивых эпох европейской истории. Именно в Германии в начале XVI века началась Реформация, которую Ф. Энгельс рассматривает как первую в Европе буржуазную революцию "с крестьянской войной в качестве критического эпизода" {Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 147.}. Мартин Лютер потряс самые основы духовной гегемонии католического престола, но он же, напуганный размахом народного движения, превратился в душителя свободной гуманистической мысли. Германия была родиной выдающегося врача и естествоиспытателя Теофраста Парацельса, который, по словам французского философа XVI века П. Рамуса, "глубоко проник в недра природы", и знаменитого авантюриста, знатока "тайных наук" Агриппы Неттесгеймского. И хотя немецкий гуманизм не...

Входимость: 7. Размер: 29кб.

Часть текста: из одного внимательного рассмотрения критской столицы, подтверждается документальными данными: фресками, эгейскими и египетскими, статуарными изображениями, рисунками на саркофагах, на вазах, на геммах, на разных других предметах. И мы вправе привлечь для такой общей характеристики жителей лабиринта не только памятники критских городов, но и археологические находки в других частях эгейского мира, даже за его пределами. При всем различии, какое представляют памятники эгейской жизни разных эпох и разных местностей, все они остаются свидетельствами об единой эгейской культуре. За 25 веков своего существования она не могла не видоизменяться, и весьма существенно; она не могла не представлять большого разнообразия и не иметь характерных местных отличий на протяжении от Южной Италии (где были колонии эгейцев) до побережья Геллеспонта, от Южного берега Крита до северных областей материковой Греции. Однако все эти изменения и различия сохраняют некоторое внутреннее единство, как это сохраняет, например, новоевропейская культура, при всех особенностях культур французской и русской, английской и испанской. Эгейские памятники — черенки драгоценной вазы, которая разбита вдребезги, но была когда-то цельным, совершенным сосудом. Хозяева лабиринта были высшим воплощением типа эгейца — вообще: что является разрозненным и случайным в других местностях и в другие века, то было соединено и отчетливо выражено в жизни критских столиц, в период их полного расцвета, в начале 2-го тысячелетия до Р. X. Разумеется, говоря о «хозяевах лабиринта», приходится иметь в виду верхний слой эгейского общества. Только об его представителях с достаточной полнотой свидетельствуют дошедшие до нас памятники; только в жизни свободных и знатных людей могли, по...

Входимость: 7. Размер: 30кб.

Часть текста: на основании научных расследований, — что в «Евгении Онегине», вообще в творчестве Пушкина, отразилась вся современная ему Россия, со всеми ее и более светлыми, и самыми темными сторонами. Все же, однако, остается еще под спором вопрос, как Пушкин относился к крепостному праву, и поныне находятся критики, утверждающие, что Пушкин не понимал и не мог понимать всего позора рабства в России XIX века, а в последние годы жизни даже готов был защищать его, как учреждение необходимое, чуть ли не благодетельное для крестьянина. Не будем напоминать, что все в мире — относительно, что в эпохи возникновения на Руси крепостного права и его первого развития, что обусловливалось действительно исторической необходимостью, его должны были защищать и передовые умы, сознававшие, хотя бы смутно, эту необходимость: для XIX века это не имеет значения. Но надобно учесть другое: что Пушкин родился в дворянской семье, воспитывался в дворянском лицее, всю жизнь преимущественно вращался в кругу дворян-помещиков. При всем своем гении, Пушкин до известной степени не мог не поддаваться идеологии этой среды, этого класса. Несомненно, у Пушкина, преимущественно в его письмах, можно отыскать несколько отдельных выражений, которые, конечно, не делая из него крепостника, режут современный слух. Но важны не эти выражения, проскользнувшие в часы, когда поэт «меж детей ничтожных мира» был,...

Входимость: 7. Размер: 75кб.

Часть текста: коне. Через несколько месяцев после того безумец умер. Но с этой несложной историей любви и горя бедного чиновника связаны подробности и целые эпизоды, казалось бы вовсе ей не соответствующие. Прежде всего ей предпослано обширное «Вступление», которое вспоминает основание Петром Великим Петербурга и дает, в ряде картин, весь облик этого «творения Петра». Затем, в самой повести, кумир Петра Великого оказывается как бы вторым действующим лицом. Поэт очень неохотно и скупо говорит о Евгении и Параше, но много и с увлечением — о Петре и его подвиге. Преследование Евгения медным всадником изображено не столько как бред сумасшедшего, сколько как реальный факт, и, таким образом, в повесть введен элемент сверхъестественного. Наконец, отдельные сцены повести рассказаны тоном приподнятым и торжественным, дающим понять, что речь идет о чем-то исключительно важном. Все это заставило критику, с ее первых шагов, искать в «Медном Всаднике» второго, внутреннего смысла, видеть в образах Евгения и Петра воплощения, символы двух начал. Было...

Входимость: 6. Размер: 14кб.

Часть текста: о ее главном герое обычно и не говорится. То есть о Данте Алигьери сказано очень много, но - как об авторе, как о поэте, о политическом деятеле, о человеке, жившем там-то и тогда-то, а не как о герое поэмы. Между тем в "Божественной Комедии" Данте - то же, что Ахилл в "Илиаде", что Эней в "Энеиде", что Вертер в "Страданиях", что Евгений в "Онегине", что "я" в "Подростке". Есть ли в Ахилле Гомер, мы не знаем; в Энее явно проступает и сам Вергилий; Вертер - часть Гете, как Евгений Онегин - часть Пушкина; а "подросток", хотя в повести он - "я" (как в "Божественной Комедии" Данте тоже - "я"), - лишь в малой степени Достоевский. Если мы изучаем героя "Подростка", не довольствуясь биографией и характеристикой Ф. М. Достоевского, если мы не смешиваем Евгения с Пушкиным и Вертера с Гете, почему мы пренебрегаем героем "Комедии"? Всматриваясь, видишь, как Данте определенно разграничивает себя как историческое лицо, как поэта от того Данте, который совершает путешествие по загробью, руководимый Вергилием, Беатриче и св. Бернаром. Герой "Комедии" не тождествен с Данте Алигьери. У этого героя своя "душа", своя личность, свое миросозерцание: он в поэме охарактеризован, как...

Входимость: 6. Размер: 46кб.

Часть текста: все же, памятники даже раннеминойского периода, при всей элементарности их обработки, указывают на ступень развития, далекую от первобытного варварства. Эгейцы, как мы тоже говорили раньше, пережили первоначальные стадии своего духовного развития где-то за пределами наших наблюдений, вероятно, — на побережье Атлантического океана, откуда выводит их гипотеза Лихтенберга, и пришли на берега Эгейского моря уже в обладании значительным запасом знаний, навыков, умений, с определенными религиозными воззрениями, с определенно сложившимся складом народного духа. При раскопках в Кносском дворце, после пластов, накопленных многими десятками, если не сотнями, веков, свидетельствующих о примитивной культуре неолита, вдруг сразу открываются стены первого лабиринта. Ниже лежат остатки жизни грубой, дикой, следы жилищ и вещи, которые принадлежали племенам первобытных звероловов, охотившихся с кремневыми копьями и стрелами, а тотчас над этим слоем — мощный фундамент огромного дворца, бронзовые и медные кинжалы, черепки изящных ваз, золотые безделушки, тешившие местных красавиц, предметы роскоши, довольства и усложненной жизни. Так и в истории: на берегах Эгейского моря, после первобытных племен, аборигенов страны, сразу являются эгейцы, народ глубококультурный, имеющий государственные установления, заводящий сношения с заморскими соседями, оказывающий свое влияние на самое царство фараонов. Переходной стадии нет; не автохтоны страны, путем медленной эволюции, достигают высших ступеней развития, но приходит совершенно другое новое племя, уже подготовленное к восхождению на высшие ступени духовной жизни. ...

Поиск по творчеству и критикеCлово "ЧЕРТ, ЧЕРТА"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "ЧЕРТ, ЧЕРТА"