Имя А. А. Григорьева в первой книге Розанова «О понимании» не встречается.
На его значение внимание Розанова обратили труды Страхова и переписка с ним.
Григорьева, по Розанову, отличает «обилие мысли и богатство собственных, уже пережитых, настроений». Эти качества позволили критику «понять и своеобразие каждого литературного произведения, и внутреннюю, духовную связь многих из них между собою». Розанов сожалеет о том, что наряду с внутренней глубиной Григорьев не обладал блестящим литературным стилем – «теми внешними качествами блестящего изложения, остроумия или игривой шутки, которые так привлекают к себе читателей». Поэтому публика не сумела понять его идеи. По мнению Розанова, перевес Добролюбова над Григорьевым был «собственно перевесом литературного стиля над мыслью». Сравнивая Григорьева с Белинским, Розанов отмечает, что Григорьев был осторожнее в суждениях и дальновиднее Белинского. Однако это не личная заслуга критика – просто изменилась эпоха, накопился новый «опыт фактов и психического развития». Белинский понимал все, что было в его время, Григорьев и Страхов же, которых Розанов объединяет, поняли и разобрали только то, чего в их время было с избытком, значит, им была доступна ограниченная часть русской действительности. Такая оценка критического наследия связана с тем, что в это время (1898) у Розанова изменились основные принципы построения критической концепции. Именно поэтому ранее очень важные для Розанова фигуры Аполлона Григорьева и Страхова уходят на второй план, а на первом оказываются Белинский и «страстный», то есть стихийный, Добролюбов.
«К 50-летию кончины Ап. А. Григорьева» (1914) Розанов снова возвращается к своей первоначальной оценке и называет Григорьева «самым вдумчивым и самым глубокомысленным из наших литературных критиков». Его идеи представляются Розанову истинными. Наиболее важными его статьями Розанов считает «О правде и искренности в искусстве», «Критический взгляд на основы, значение и приемы современной критики искусства», «Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина», «Развитие идеи народности в нашей литературе со смерти Пушкина», «Парадоксы органической критики». Также Розанов выделяет сделанные критиком разборы произведений Тургенева, Островского, Гоголя, Лермонтова и Грибоедова.
«выброшен из литературы русской в качестве “несогласно мыслящего”» критическим направлением, к которому принадлежали Добролюбов, Чернышевский и Писарев. Теперь к этому направлению Розанов относится крайне отрицательно как к разрушителям эстетики и уничтожителям Пушкина. Розанов обвиняет Чернышевского и Добролюбова в ограниченности: «Для Чернышевского “вне Чернышевского” не было России, и для Добролюбова “человеческий разум” оканчивался там, где не читался “Современник”».
– это «безмерная любовь к словесному искусству», которая лежит в основании всех его критических работ. То, что Григорьев сам был поэтом, помогало ему «страстно чувствовать поэтические и художественные образы». Кроме того, критик обладал большими познаниями в русской и мировой литературах, его мысль была полностью самостоятельной. Розанов снова возвращается к своей периодизации истории русской критики, упоминая три этапа ее развития – эстетический, публицистический и органический. Органическая критика в целом и Аполлон Григорьев в частности рассмотрели «словесное художество единичных писателей в свете народных идеалов, как они сложились в зависимости от крови, рода, племени и исторических обстоятельств». Этот подход представляется Розанову наиболее оправданным в отличие от эстетического, который зависит от личного вкуса критика, и публицистического, тесно связанного с интересами литературной партии.
– это применение к литературе понятия народности, которая была для критика выражением стихии русской души, умением «через конкретный образ передать вечное начало этой души», и разработка понятий почвы и почвенности. Более того, в этой статье Григорьев становится у Розанова вдохновителем Первой мировой войны: «… мы пошли на Германию и Австрию, добывая отчину свою, отчину Владимира Святого и Ярослава Мудрого, - исполняя, хотя и неведомо для себя, исторические и культурные грезы этого благородного писателя». Таким образом, в конце своего творческого пути Розанов использует критерии оценки, которые были для него актуальными в первый период его деятельности.