В статье «Три момента в развитии русской критики» (1892) Розанов выделяет эстетический, этический и научный периоды в соответствии с целями, которые ставили перед собой отдельные критики. Фактически в статье представлен исторический анализ места и роли литературы в жизни русского общества.
Для первого периода, высшим выражением которого Розанов считает деятельность В. Г. Белинского, характерно стремление «отделить в литературных произведениях прекрасное от посредственного и выяснить эстетическое достоинство первого». Эта задача - одна из самых важных для критики: «Знать, что именно следует ценить в ней и чем пренебрегать, - это значило для общества начать ею воспитываться и для писателей – стать относительно других литератур в положение оценивающего зрителя, а не слепого подражателя». Этот период, по мнению Розанова, закончился со смертью Белинского, после чего изменились установленные им критерии оценки литературного произведения. Из всех последующих критиков Розанов сближает с Белинским К. Н. Леонтьева. Розанов называет работу Леонтьева «Анализ, стиль и веяние: по поводу романов гр. Л. Н. Толстого» лучшим критическим этюдом за много лет. По его мнению, у Леонтьева снова на первый план вышла именно эстетическая оценка художественного произведения.
Однако Розанов считает эстетические принципы неактуальными для современного ему литературного процесса: «… для очень длинного фазиса нашей истории, конца которого сейчас и предвидеть нельзя, спокойные времена, времена неторопливого созидания и чуткой, наслаждающейся своим предметом критики, прошли безвозвратно». Леонтьев, по мнению Розанова, идет даже дальше Белинского, сосредотачиваясь исключительно на внешней красивости. И этот принцип кажется Розанову неполным и слишком недостаточным для всестороннего анализа литературного произведения: «… ни у кого же, как у Леонтьева, в силу этой чистоты своей, она не чувствуется столь недостаточной для удовлетворения цельного нашего существа, требований цельной жизни, чему в конце концов должна уметь удовлетворять литература».
Во второй период своего развития русская критика поставила перед собой задачу «связать литературу с жизнью, заставив первую служить последней и понимая последнюю через явления первой». Эстетический критерий отошел на второй план, и «наслаждение только им было признано мало достойным». Самым главным признаком литературы в это время начинает считаться ее способность верно и глубоко отражать жизнь как с внешней, так и с внутренней ее стороны: «Художник или поэт есть как бы бессознательный мудрец, который в выводимых им образах или передаваемых фактах концентрирует рассеянные черты жизни, иногда схватывает глубочайшую их сущность и даже угадывает их причины». Поэтому литература имеет очень большое воспитывающее и просвещающее значение. Однако не все писатели и не все литературные произведения одинаково хорошо выполняют эту задачу: «… несмотря на совершенство, например, в изображении и обобщении, оно может неверно определять смысл изображаемого или, еще чаще, может погрешать в указании его причин». Отсюда закономерно главной задачей критики в этот период становится исправление ошибок писателя: «Она есть строгий и обстоятельный комментарий к литературе, который вносит в нее недостающее, исправляет неправильно сказанное, осуждает и отбрасывает ложное, и все это – на основании сравнения ее содержания с живою текущею действительностью, как ее понимает критик». В такой критике «волевой элемент преобладает над рефлективным», она стремится вмешаться в жизнь и, «разбирая литературное произведение, собственно разбирает в нем нарождающееся явление жизни, страстно отстаивая его против других, еще могущественных, хотя и стареющих ее течений».
«именно под его влиянием литература приобрела в нашей жизни такое колоссальное значение». Роль литературы в формировании духовной жизни общества сильно возросла: «Не знать ее, не любить ее, не интересоваться ею – это значило с того времени стать отщепенцем своего общества и народа, ненужным отбросом родной истории, узким и невежественным эгоистом, которому никто не нужен и который сам никому не нужен». Таким образом, Розанов обращает внимание на литературоцентризм русского общества, который, по его мнению, сформировался именно в 1860-е гг.
Этот период связан для Розанова, прежде всего, с именем Н. А. Добролюбова, деятельность которого «вошла органическим звеном в духовное развитие нашего общества». Добролюбов повлиял на несколько поколений, которые усвоили и его душевный склад, и направление его мыслей. Именно в силе этого влияния, в противопоставлении жизни и книжной мудрости и состоит, по мнению Розанова, положительная сторона деятельности Добролюбова: «К нему примыкали все наши надежды, вся любовь и всякая ненависть». Однако результаты его деятельности все- таки отрицательные. Добролюбов через критику влиял на литературу и, таким образом, формировал «желания общества», то есть общественное мнение. Почти все литературные оценки, сделанные Добролюбовым, Розанов считает ложными. Причину этого Розанов видит в характере критика: «Натура всего менее рефлективная и пассивная, он совершенно неспособен был, отрешившись от себя, подчиниться на время произведению, которое ему нужно было понять, войти в мир образов и идей его творца». Точно так же из характера Добролюбова Розанов выводит полное расхождение критики и литературы, характерное, по его мнению, для второй половины XIX в.: «… не будучи способен понять что-либо разнородное с собою, Добролюбов подчинил своему влиянию все третьестепенные дарования». В результате произошли «упадок критики и обращение почти всей литературы в тенденциозную – с одной стороны; отделение от этого течения и совершенно свободное, вне всякой зависимости от критики, развитие нескольких самобытных дарований – с другой». К третьестепенным дарованиям Розанов относит Марко-Вовчок, Некрасова и Салтыкова-Щедрина, к великим самобытным дарованиям – Достоевского, Островского, Гончарова, Толстого.
Добролюбов, по мнению Розанова, породил целую плеяду своих более слабых подражателей, которые, в свою очередь, послужили причиной появления еще более слабых прозаических и стихотворных произведений. Это направление, считает Розанов, полностью пришло в упадок в современный ему период. Критика теперь существует только в виде традиционного отдела периодических изданий, «чего-либо ведущего, направляющего, какой-либо внутренней силы в ней не осталось и следа».
Розанов считает далеко не случайным: «… когда общество зачитывалось их произведениями, несмотря на злобное отношение к ним критики, а одобряемых ею романов и повестей никто не читал – критике невозможно было не почувствовать всей бесплодности своего существования».
Выделяя третий период, Розанов отступает от принципа хронологии.
Критика поставила перед собой задачу объяснить и истолковать литературное произведение. Эта цель достигалась двумя путями: «… во-первых, раскрытием существенных и своеобразных черт в каждом литературном произведении и, во-вторых, определением его исторического положения, то есть органической связи с предыдущим и отношения к последующему». К этому периоду относится деятельность Аполлона Григорьева, продолжателем и истолкователем идей которого Розанов справедливо считает Н. Н. Страхова.