Голубкова А.А.: Критерии оценки в литературной критике В.В. Розанова
2. 2. 4. Образ Гоголя в эссеистике В. В. Розанова

Розанов неоднократно высказывается о личности и творчестве Гоголя в заметках и наблюдениях, которые вошли в его книги «Опавшие листья» (1913 г.), «Сахарна» (1913 г.), «Мимолетное» (1914 г.). В «Опавших листьях» Розанов называет пошлым содержание всех произведений Гоголя, исключая малороссийские повести.

Розанов называет Гоголя «архиереем» мертвечины, «идиотом», который лишен внутри себя всякого разума и смысла. И опять Розанов повторяет свой тезис о пустом и бессодержательном мастерстве произведений Гоголя. Он называет Гоголя «дьяволом», «манекеном», «оборотнем», по своей природе не способным понять, что «за словом должно быть что-нибудь, <…> пожар или наводнение, ужас или радость». Розанов снова обращается к конкретным образам гоголевских текстов, но на этот раз использует образ колдуньи из повести «Майская ночь, или Утопленница»: «… с черным пятном в душе, вся мертвая и вся ледяная, вся стеклянная и вся прозрачная

<…> в которой вообще нет ничего». В заключение Розанов делает вывод, что «никогда более страшного человека <…> подобия человеческого… не приходило на нашу землю» и спастись от Гоголя можно только при помощи «веры в душу человеческую, веры в землю свою, веры в будущее ее».

Развивая мысль о дьявольском начале в личности Гоголя, Розанов находит ей подтверждение и в поэтике писателя. По его мнению, живые люди у Гоголя выходили мертвенными, напоминающими «кукол, схемы, аллегории пороков», но зато покойники живут у него «удвоенною жизнью, покойник – нигде не “мертв”».

«всю великолепную Россию, от Петра и до себя». Они обозначают «закат и вечер целой цивилизации». После них появился Гоголь: это «дьявол вдруг помешал палочкой дно: и со дна пошли токи мути, болотных пузырьков». А вслед за Гоголем пришли тоска, недоумение, «лишние люди», которые потащили в разные стороны «нашу монархию». Далее Розанов утверждает, что Гоголь вовсе не был религиозен, более того, в нем существовал «страх перед религией – страх перед темным, неведомым, чужим».

В «Коробе втором» Розанов вновь восхищается силой воздействия гоголевского текста, настаивая на его магической силе: читая Гоголя, «перестаешь верить действительности», «теряешь осязание, зрение и веришь только ему». Розанов снова размышляет о воздействии литературы на жизнь и утверждает, что «ни один политик и ни один политический писатель не произвел в ”политике” так много, как Гоголь».

Таким образом, в «Опавших листьях» Розанов придерживается своей первоначальной версии, доводя ее в некоторых пунктах до логического завершения.

Розанов, отрицая религиозность Гоголя, ставит под сомнение прежнее свое мнение о метафизической глубине его души. Кроме того, Розанов по-прежнему преувеличивает результаты воздействия творчества Гоголя на жизнь русского общества.

Высказывания о смехе в «Опавших листьях» все еще нейтральны. Встречаются даже утверждения, что смех не является началом, противоположным жизни, смех не может ничего убить, но зато может придавить. Более того, любой смех, по мнению Розанова, можно преодолеть терпением. Однако в «Сахарне» (1913 г.) Розанов, объединяя Гоголя, Некрасова и Щедрина, заявляет, что после них «совершенно невозможен никакой энтузиазм в России», а возможен лишь «энтузиазм к разрушению России». Собственно, намек на это содержался ранее в пассажах о Чернышевском и Писареве. В этой книге Розанов указывает, что «смех есть вообще недостойное отношение к жизни», и это отношение к смеху становится главной причиной его отрицания Гоголя. Так как для Розанова «всякая жизнь – божественна», то естественно, что «даже улыбнуться над жизнью – страшно». Поэтому «не любить жизни – значит не любить Бога». Отсюда Розанов выводит, что «все существо Гоголя есть грех». Однако Розанов не уверен в верности своего наблюдения: «Что, если Гоголь, заворотив рыло, засмеется мне в рыло как последняя истина?» Эти сомнения заставляют его увидеть «ужас не в страшном, а в смешном» и заставляют признаться в неизменной любви к Гоголю.

«Сахарне» Розанов усиливает пафос своих нигилистических заявлений: «… вся наша литература “высосана из пальца”, а Островский, Гончаров и Гоголь занимались только ”любовью, барышнями и студентами”», не обращая никакого внимания на реальную русскую жизнь. Розанов рассуждает о цивилизации, которая «есть дом, в котором мы живем». В свете этого утверждения оказывается, что Гоголь приходил для того, чтобы «позвать квартального», то есть навести порядок. По мнению Розанова, Гоголь догадался, что с помощью городового можно вытащить всех из грязи. И поэтому образы «Муразова, Костанжогла и т. п. новые добродетели» интерпретируются критиком в качестве подобного персонажа. Цивилизация представляется Розанову «вполне по Гоголю», то есть такой же отвратительной, как и его мир: «она пахнет дьяволом», «мертвецом и подлостью». Однако никакой альтернативы этому Розанов не находит и остается в полном недоумении: «Но что делать???!! Господа, что же нам делать!!»

Розанов все больше уверяется в том, что «не любят писатели России», и первый среди них – Гоголь, который и воспитал в русских ненависть к своей стране.

«самой центральной фигурой XIX века», до того «подчинил» себе весь XIX век, что его можно просто «назвать ”веком Гоголя”, забывая царей, полководцев». Перефразируя Аполлона Григорьева, Розанов пишет, что «Гоголь – все», так как «от него пошло то отвратительное и страшное в душе русского человека, с чем нет справы». Розанов, как и в «Опавших листьях», приходит к выводу, что Гоголя можно победить только «правдою». Из-за Гоголя, которого Розанов теперь презрительно именует «Гоголюшко», нет произведения, «где бы своя земля не проклиналась». Единственным исключением является Достоевский.

В данном произведении Розанова его первоначальная интерпретация начинает наполняться негативным содержанием. Гоголь один несет ответственность за все те беды и неудачи, которые, благодаря созданному им литературному направлению, обрушились на Россию в XIX в. Также здесь Розанов формулирует свое отношение к смеху вообще и смеху Гоголя в частности, признавая смех попыткой критики законов, по которым Бог устроил мироздание.

В 1914 г. Розанов создает книгу «Мимолетное», где продолжает свою критику личности и творчества Н. В. Гоголя. Теперь появление Гоголя называется им «большим несчастием для Руси, чем все монгольское иго». Гоголь разорил русскую церковь, уничтожил авторитет русской армии. Писатель «”открыл кингстоны”, после чего началось неудержимое, медленное, год от году потопление России». Гоголь «обратил отечество свое в анекдот». Розанов считает, что Гоголь явился причиной революции в России, так как вместо того, чтобы «дивиться и благодарить начальство», русские люди «подняли революцию против начальства и, в сущности, от этого (от Гоголя) – убили Государя».

«нет серьезного содержания», просто у него «все перепуталось в голове». По мнению критика, «страшны не мертвые души, а страшен Гоголь, решившийся написать о мертвых, когда душа всегда жива и умереть не может». Розанов находит «Мертвые души» самой антихристианской и антибожественной книгой. Если верить Гоголю, то получается, что «Христу не только не было за кого умирать, но что Ему не нужно совсем и приходить на землю и что вся вообще ”христианская история” и ”жития мучеников” есть один комизм».

«Мертвые души» великим произведением, так как Гоголь отвечает им на вопрос о сути России. Ошибка писателя в том, что он «решился и допустил себя судить всю Русь, - и заглавие поэмы в двух словах сжимает весь смысл и дает приговор, из которого – если б он был основателен – нет воскресения».

Картина, нарисованная Гоголем, страшна своим схематизмом, понятностью и убедительностью. Недостаток Гоголя как писателя Розанов видит в том, что он «ничего не оставил читателю для размышления, проделав всю работу за него». Так как Гоголь «устранил оглядку читателя ”на себя”», то чтение его произведений пробуждает не грусть, а «колоссальное самодовольство». Здесь Розанов почти дословно повторяет претензии, высказанные им Грибоедову, избравшему, по его мнению, легкий путь для приобретения популярности у читателя, который никогда не будет ассоциировать себя с представителями фамусовского общества. Таков же имеханизм влияния на общественное мнение творчества Гоголя. Во-первых, знакомясь с творчеством Гоголя, все кажутся себе праведными. Во-вторых, те, кто критикуют Россию и смеются над ней, сами себе кажутся чрезвычайно умными и добродетельными. При чтении Гоголя «все читатели как-то страстно сливаются с Гоголем в одно с ним «мы», в этом состоит «ужас» Гоголя, потому что «он придал вечное бытие, бессмертие пребывания на земле сим ”камням”, снабдив их через дотрагивание волшебной палочки – самодовольством».

Несомненно, Розанова самого мучает это «нестабильное» отношение к Гоголю.

Он задается вопросом: «Что же я бешусь?» - и сам себе отвечает: «Только Гоголя и ненавижу». Розанов признается в том, что Гоголь занимает особое место в его размышлениях: «… ни о ком столько моя душа не страдала, и ни над кем из писателей столько душа не трудилась». Сам критик считает Гоголя выдающейся фигурой не только русской, но и мировой литературы, потому что Гоголь прежде всего «страшный». Именно этот «страх» критик обдумывает уже двадцать четыре года. Для него это не просто анализ произведений – это добродетельный «труд», «работа», «забота». Розанов приходит к выводу, что ему удалось выявить основные параметры, в рамках которых в дальнейшем будет идти разговор о творчестве Гоголя: «… после меня можно думать “о Гоголе” только в той сети противопоставлений, какую я дам».

«через сетку», ни в коем случае не ограничиваясь односторонним подходом. Он и себя оценивает как «раба, взбунтовавшегося против своего господина», раба, не способного вести борьбу ни с ним, ни с его схемами и обобщениями. Поэтому Розанов предпочитает не идти в мир Гоголя к его колдунам и к его колдовству и заявляет о своем желании «умереть под старыми образами Руси».

Розанов сожалеет о том, что нельзя победить «говором» тех, кто были «поистине гениальны в говоре», то есть невозможно словами победить влияние Гоголя. Это высказывание опровергает его прежнее мнение о преодолении Гоголя самим ходом литературного процесса. Опровержение «Мертвым душам» Розанов находит в самом факте существования российского государства, так как «из “мертвых душ” царства не образуются». Критик спорит со своим собственным утверждением об анекдотичности содержания «Мертвых душ», при этом как бы переходя на точку зрения самого Гоголя, для которого поэма была «мысль и аллегория». Розанов указывает на «монотонность, торжественность и удушливость» писателя и говорит, что «Гоголь был очень серьезен, несмотря на вечный смех» и уже с детства привык всех поучать. Розанов снова высказывает мнение о субъективности творчества Гоголя: «Гоголь погребал не потому, что Россия была труп, а потому, что он был могила».

Критик сравнивает Россию с Хомой Брутом, Гоголя с Вием, а шестидесятников (Чернышевского, Писарева и др.) с нетопырями. Кроме того, Гоголь напоминает критику ведьму в хлеву, так что ее путешествие на Хоме Бруте становится символом таинственного «странствования России с Гоголем».

Вероятно, на характер высказываний о Гоголе, включенных в прозаические книги Розанова, влияет выбранная им форма изложения, которая позволяет передать непосредственные впечатления и бессистемные размышления о творчестве писателя.

выбираемых критиком для иллюстрации своих мыслей. Эта концепция наполняется отчетливо негативным содержанием. Исчезают прежние надежды Розанова на преодоление влияния Гоголя самим ходом развития русской литературы, и на писателя возлагается ответственность за происходящие в стране беспорядки. Именно в это время Розанов начинает крайне отрицательно отзываться о смехе Гоголя, называя смех недопустимой критикой Божьих законов.

«низкие поползновения душонки человеческой» в их типической сущности Розанов считает искажающими образ, по которому человек был создан, то есть типы Гоголя признаются им клеветой на Бога.

Раздел сайта: