Н. В. Гоголь занимает совершенно особое место в литературной иерархии Розанова. К творчеству писателя критик обращается с самого начала своей литературно-критической деятельности и сохраняет этот интерес до последних статей, затрагивающих вопрос о виновности литературы в падении и гибели России. Все исследователи, касающиеся полемики Розанова с Гоголем, утверждают, что критик ненавидел писателя. Однако объяснение отношений на эмоциональном уровне представляется явно недостаточным. При непосредственном обращении к текстам критических работ, так или иначе затрагивающих проблему оценки личности и творчества Гоголя, можно выделить несколько этапов развития интерпретации. К первому этапу относится книга «Легенда о Великом инквизиторе Ф. М. Достоевского:
Опыт критического комментария» (1891 г.) и связанные с ней статьи «Пушкин и Гоголь» (1891 г.) и «Как произошел тип Акакия Акакиевича» (1894 г.). В этих работах Розанов выдвигает глубоко оригинальную концепцию творчества Гоголя. Он не принимает ни точки зрения на это творчество как на апофеоз Руси, ни как клеветы на Русь, отказывается от мнения Белинского о Гоголе как об основателе натуральной школы, а также возражает Аполлону Григорьеву, утверждавшему, что вся новейшая литература «исходит из Гоголя». Розанов считает, что, наоборот, «было бы правильнее сказать, что она вся в своем целом явилась отрицанием Гоголя, борьбою против него». Последующие писатели наследуют «приемы художественного творчества, его формы и предметы», развивают способ изображения действительности, но не содержание творчества Гоголя: «взор его и их был одинаково устремлен на жизнь: но то, что они увидели в ней и изобразили, не имеет ничего общего с тем, что видел и изображал он».
Уже в «Легенде о Великом инквизиторе» Розанов определяет Гоголя как гениального живописца внешних форм. Гоголю удалось сделать свои изображения настолько «скульптурными», яркими, выпуклыми, что «никто не заметил, как за этими формами ничего, в сущности, не скрывается, нет никакой души, нет того, кто бы носил их». Герои Гоголя не испытывают никаких человеческих чувств, им недоступны любовь, ненависть, радость, жалость. «Гоголь выводит однажды детей, - и эти дети уже такие же безобразные, как и их отцы, также лишь смешные и осмеиваемые, как и они, фигуры». Розанов сравнивает описания любви в фольклоре и у Гоголя и приходит к выводу, что не человечество заблуждалось, а Гоголь грезил и свои больные грезы представил нам как действительность. Иначе невозможно объяснить, почему Гоголь – современник Пушкина, Грановского, Белинского - не смог найти положительного героя для своих произведений. Розанов приходит к выводу, что дело не в идеале, которого будто бы не мог найти Гоголь, а в том, что «он, великий художник форм, сгорел от бессильного желания вложить хоть в одну из них какую- нибудь живую душу», «сгорел в бессильной жажде прикоснуться к человеческой душе».
«О понимании» Розанов причислил Гоголя к типу художника-психолога. В работе 1890 г. «Литературная личность Н. Н. Страхова» Розанов называет Гоголя «гениальным, но извращенным» писателем, на которого стали опираться в своих построениях славянофилы, потому что «он отрицанием своим совпал с их отрицанием». В статье «Пушкин и Гоголь» Розанов находит у Гоголя «болезненное воображение, которое часто творит второй мир поверх действительного и к этому второму миру силится приспособить первый». На взгляд Розанова, Гоголь не отразил в своих произведениях русскую действительность, а «с изумительным мастерством нарисовал ряд карикатур на нее». Язык произведений Гоголя – восковой, мертвый, все фигуры «стоят неподвижно», «не растут далее ни внутри себя, ни в душе читателя», это «мертвая ткань, которая каковою введена была в душу читателя, таковою в ней и останется навсегда», «мозаика слов, приставляемых одно к другому». Розанов утверждает, что герои Гоголя подчиняются исключительно воле автора; они бессмысленны и безжизненны. Он сравнивает образы Скупого рыцаря и Плюшкина. Первого «можно ненавидеть, но нельзя не уважать», второй не человек, произошел «каким-то особым способом, ничего общего не имеющим с естественным рождением». Исходя из этого, Розанов называет неверным утверждение о Гоголе, как об «основателе натуральной школы», «будто бы передающей действительность в своих произведениях». Он считает Гоголя «одиноким гением», подобного которому нет ни в русской, ни во всемирной литературе, а его внутренний мир – особым, непохожим ни на какой другой: «… он один жил в нем; но и нам входить в этот мир, связывать его со своею жизнью и даже судить о ней по громадной восковой картине, выкованной чудным мастером, - это значило бы убийственно поднимать на себя руку».
«Как произошел тип Акакия Акакиевича» Розанов делает попытку детального рассмотрения механизма создания образа у Гоголя. Он сопоставляет факт действительности, по свидетельству современников послуживший исходной точкой замысла «Шинели», и интерпретацию этого факта Гоголем. По поводу рассказанной истории Розанов замечает следующее: «… в смысле рассказанного в кругу приятелей факта не было и тени указания на безжизненность, глухую инертность среды, в которой он совершился; и также ничего не говорило о духовной суженности главного, в нем упомянутого лица». Затем Розанов дословно приводит первоначальный набросок повести и делает вывод, что «в лице и фигуре Акакия Акакиевича нет ничего не безобразного, в характере – ничего не забитого». Таким образом, «сущность художественной рисовки у Гоголя заключалась в подборе к одной избранной, как бы тематической, черте создаваемого образа других все подобных же, ее только продолжающих и усиливающих черт». Воздействие такого образа на читателя Розанов сравнивает с действием линзы: «… совокупность этих подобранных черт, как хорошо собранный вогнутым зеркалом пук однородно направленных лучей, и бьет ярко, незабываемо в память читателя». Подобный «способ рисовки» приводит к искажению и обеднению действительности, даже если писатель выводит положительные образы. При изображении же отрицательных сторон человеческой природы выходит «уже не сужение, но искалечение человека против того, что и каков он в действительности есть». Это стремление к «сужению и принижению человека» Розанов считает главной чертой у Гоголя. Он находит, что «бесконечный лиризм» Гоголя, который следует за его смехом и его иронией, - это «скорбь художника о законе своего творчества, плач его над изумительною картиною, которою он не умеет нарисовать иначе». Лиризм Гоголя – это «глубокая скорбь в творце при виде сотворенного». По мнению критика, именно такое осознание Гоголем последствий воздействия его творчества на реальную жизнь превращает «изумительного художника» в великого человека.
«глубоком и страшном изъяне», недостатке «того, что у всех есть, чего никто не лишен»: «… он был до такой степени уединен в своей душе, что не мог коснуться ею никакой иной души: и вот отчего так почувствовал всю скульптурность наружных форм, движений, обликов, положений». Таким образом, Розанов считает Гоголя внутренне замкнутым человеком, неспособным понять другого. И именно из этой замкнутости происходит особое видение, особенное восприятие мира предметов и особая изобразительность Гоголя.
По мнению Розанова, «великие люди своим психическим складом живут, разлагаясь в психический склад миллионов людей, из которого родятся потом с необходимостью и осязаемые факты». Поэтому литература может влиять на общество, и именно поэтому совершенно исключительное воздействие на русское общество оказал Гоголь – «родоначальник иронического настроения в нашем обществе и литературе». Гоголь создал особую форму мышления, согласно которой формируются даже новые, к Гоголю никакого отношения не имеющие мысли и представления: «… все, что не в духе Гоголя, - не имеет силы, и, напротив, все, что согласуется с ним, как бы ни было слабо само по себе, - растет и укрепляется». Это изменение, этот «изгиб» общественного мышления кажется Розанову отклонением от «первоначального и естественного направления», олицетворяемого Пушкиным.
«погасить» Пушкина и то, что несла его поэзия, в сознании людей. И он считает, что Гоголь знал об этом, видел «свое направление», хотя и был бессилен помешать ему. Именно поэтому, по мнению Розанова, Гоголь оставил писательское поприще.
«разъединили людей, заставляя их не стремиться друг к другу, но бежать друг от друга», «всякий стал любить и уважать только свои мечты», «все живое не притягивает нас более, и от этого-то вся жизнь наша, наши характеры и замыслы стали так полны фантастического». Розанов полагает, что «гениальная и преступная клевета на человеческую природу», сотворенная Гоголем, так сильно подействовала на общественное сознание, что «мы в самом деле на несколько десятилетий поверили, что было целое поколение ходячих мертвецов, -- и мы возненавидели это поколение, мы не пожалели о них всяких слов, которые в силах сказать человек только о бездушных существах». Гоголь стал причиной того, что в русском обществе возникли тревога и возбуждение, действия приобрели конвульсивный характер, а мысли оказались беспорядочными. В этом состоянии невозможно естественное развитие. Розанов считает, что воображение Гоголя «растлило наши души и разорвало жизнь, исполнив и то, и другое глубочайшего страдания», отчего «живую жизнь начинаем любить менее, чем игру теней в зеркале». Гоголь понес за это страшную кару, которая ожидает в будущем все поверившее ему общество.
– собственно Гоголь и его роль в развитии русского общества. Розанов ни в коем случае не принижает значения Гоголя, он определяет его как изумительного художника и великого человека, однако он не согласен с той интерпретацией, которая была дана Гоголю критикой. Именно критика, объявившая Гоголя реалистом, сделала его лживым, искажающим истинную природу человека художником. Розанов определяет Гоголя как «фантаста» и высказывает надежду на то, что со временем «с его образа сбегут только ему навязанные черты, и он останется для нас в том именно особом величии, какое было в нем и какое он в себе указал нам».
В самом начале отрывка о Гоголе, помещенного в «Легенде о Великом инквизиторе», Розанов называет писателя родоначальником реалистического направления в литературе. Как и Гоголь, следующие за ним писатели «имеют дело только с действительною жизнью, а не с созданною в воображении, с положениями, в которых мы все бываем, с отношениями, в которые мы все входим». Налицо противоречие: с одной стороны, Гоголь – реалист, придавший форму целому литературному направлению, с другой стороны, он отражал в своем творчестве не реальность, а лишь свое субъективное видение. Разрешить этот вопрос нам помогает ссылка Розанова на поэмы «Цыганы» А. С. Пушкина и «Мцыри» М. Ю. Лермонтова как на произведения, «созданные в воображении». Розанов сначала противопоставляет реалистические произведения романтическим, и в этом случае Гоголь оказывается реалистом в духе Белинского, но только по форме. Содержание гоголевских произведений не имеет ничего общего с реализмом, так как художник рассматривает обыкновенные ситуации совершенно необыкновенным образом. Его произведения только внешне похожи на реальность, а внутренне являются ей совершенно чуждыми, то есть Гоголь выстраивает конструкцию, как бы подобную действительности.
«… мир Гоголя – чудно отошедший от нас вдаль мир, который мы рассматриваем как бы в увеличительное стекло; многому в нем удивляемся, всему смеемся, виденного не забываем; но никогда ни с кем из виденного не имеем ничего общего, связующего, и – не в одном только положительном смысле, но также – в отрицательном». Именно мнимое подобие, ошибочное наложение фантастического мира Гоголя на действительную русскую жизнь и породило тот изгиб общественного мышления, от которого Розанов ожидает больших бед в будущем. Несмотря на это Розанов считает, что появление Тургенева, Достоевского, Островского, Гончарова, Толстого, которые описали волнения, страсти, падения и просветления живой человеческой души, само по себе является преодолением мертвящего «гоголевского» начала. Эти писатели выступают против мнения о том, что человека можно лишь презирать, то есть сам ход русской литературы отрицает Гоголя и борется с ним.
По отношению к этому этапу размышлений Розанова о Гоголе мы не можем говорить о неприятии критиком писателя, как это обычно трактуется в литературоведении. Розанов на основании своих впечатлений читателя размышляет о сути творчества Гоголя и о его месте в русской литературе. Гоголь вызывает у него двойственное отношение: форма его произведений восхищает, а содержание пугает.
которое может ввести читателя в заблуждение, так и на непонимание сути его творчества русским обществом.