В предисловии к переизданию первой книги Розанова В. В. Бибихин отмечает, что используемые Розановым терминология и фактология устарели уже для XIX в., однако содержание книги, высказываемые в ней мысли по своей сути были новаторскими. Розанов ставит проблемы, которые будут в центре внимания философов XX и даже XXI в.
Над своей первой книгой Розанов начал работать в последний год пребывания в Московском университете (1881/1882) и закончил ее летом 1885 г. То есть представленные в ней категории эстетики и поэтики являются результатом размышлений Розанова в гимназический, университетский и брянский периоды его жизни. А. А. Медведев считает, что категории розановской поэтики были первоначально выявлены им «в описании собственного восприятия особенностей литературного опыта Толстого, Достоевского, Гончарова».
Розанов называет «пониманием» как деятельность разума, так и цель этой деятельности. Он ставит перед собой задачу систематизации всего того, что создано человеком в «умственной области». И закономерной частью человеческого знания оказываются учения о творении, или о процессах, и о творимом, или о формах жизни.
В рамках первого учения Розанов дает определение художественного творчества, которое есть «стремление освободиться от некоторого тягостного ощущения, испытываемого художественною натурою от избытка образов красоты и от чувств, наполняющих внутренний мир ее, через воплощение этих образов и выражение этих чувств в формах очертаний, звуков или слов».
– и это мнение сохранится у него на протяжении всего его творческого пути, – художник, выразив свое чувство, перестает его испытывать.
Однако это чувство через произведение искусства передается полностью таким, каким оно было изображено, зрителям, читателям или слушателям. То есть искусство, по Розанову, оказывается прямо и непосредственно связанным с жизнью, оно может на нее влиять, менять в ту или иную сторону.
Розанов противопоставляет художественное творчество научному, но не по методу изучения и интерпретации действительности, а по субъективной ориентации мышления. Искусство «исходит из внутреннего мира человека, чтобы выразиться вне его». А наука, наоборот, направлена на внутренний мир человека.
Художественное творчество, по Розанову, непроизвольно и имеет свои внутренние законы, нарушение которых ведет к уничтожению самого творчества.
Поэтому художник оказывается «пассивным носителем творчества в области красоты», неспособным ни изменить его форму, ни отказаться от него. Стремление к творческому самовыражению просто дается человеку. Однако, в отличие от демократических критиков, Розанов видит цель художественного творчества в нем самом. Искусство «не имеет своим назначением ничего, кроме создания прекрасных вещей как соединений внутренней, присущей духу формы красоты с предметами внешнего мира, которые чужды ей». Искусство универсально и вечно, так как человек выражает в нем одинаковые для всех людей состояния духа. Оно свободно и бесцельно, «как свободно и бесцельно торжественное настроение при виде звездного неба».
«Природа и жизнь, как бы совершенно они ни были воспроизведены, вернее и прекраснее воспроизведенного». В искусстве для Розанова важно, прежде всего, субъективное начало – то, что художник стремится передать через изображение природы и жизни. Искусство должно преображать действительность, воплощая красоту как форму духа в «вещах внешнего мира». Такое искусство Розанов называет «чистым» и единственным «истинным и необходимым человеку».
Подробно рассматривая учение о творимом, или о формах жизни, Розанов обращается к результатам художественного творчества. Искусство для него в этом контексте - «форма жизни <…> исшедшая из чувства». В нем Розанов выделяет живопись, скульптуру, архитектуру и поэзию. Поэзия отличается от остальных видов искусства тем, что имеет дело не с «немыми формами» (звук, линия, тень, вещество), а со словами, «из которых каждое в отдельности уже имеет смысл и понятно».
Поэтому формальные средства («ритм» для стихов и «язык», то есть слог, для прозы) должны точно соответствовать содержанию произведения: «…между тем, что говорится в поэтическом произведении, или сюжетом, и между тем, как говорится в нем, или ритмом и языком, должно быть строгое соответствие, иначе получится разлад, дисгармония в целом». Требование соответствия формы содержанию в том или ином виде присутствует практически во всех нормативных поэтиках. Оно (без этих терминов) встречается еще в «Поэтике» Аристотеля (59, а8; 59, b31-37).
Художественное произведение Розанов воспринимает целостно, не только как подражание реальности, но и как отражение субъективного мира художника. Поэзия включает «и думы, и чувства, и желания поэта, и текущую жизнь во всем своем разнообразии и со всеми своими контрастами».
Если в начале рассуждения под «поэзией» Розанов понимает всю литературу как искусство слова, то затем появляется необходимость разделения ее на два вида: поэзию и художественность. Розанов выделяет эти виды по субъективному и объективному способу создания художественного образа: «…поэзия есть по преимуществу создание воображения, художественность есть главным образом произведение наблюдательности». Творчество «поэта» никак не связано с действительностью. Образы возникают в его воображении самопроизвольно, они не похожи на то, что «поэт» видит в реальности. Сотворив внутри себя нечто новое, «поэт» снисходит к жизни, перенося сотворенное им из субъективного мира в объективный. «Художник», наоборот, создает свои образы, наблюдая за жизнью. Он как бы домысливает, соединяет в одно целое то, что по частям уже существует в реальности: «…берет из жизни и уносит к себе, в себе преображает и преображенное возвращает в жизнь».
«Художественная литература во всем своем объеме – это опоэтизированная жизнь, та же, которая есть <…> Поэзия – это вторая жизнь, над тою, которая есть, и источник ее – в духе поэта». По мнению Розанова, вся русская литература до появления Гоголя была поэзией: «…ранее этого писателя не было ни одного даже посредственного художника и самое явление художественности было неизвестно». Однако после Гоголя литература становится исключительно художественной, то есть приближается к реальности.
В «Легенде о Великом инквизиторе» Розанов приводит конкретные примеры одного и второго вида литературы. К поэзии он относит романтические поэмы А. С. Пушкина («Цыганы») и М. Ю. Лермонтова («Мцыри»). Гоголь же и ряд последующих писателей (Тургенев, Толстой, Достоевский) «имеют дело только с действительною жизнью, <…>, с положениями, в которых мы все бываем, с отношениями, в которые мы все входим». В письме Н. Н. Страхову от 25 ноября 1888 г. Розанов противопоставляет «Скупого рыцаря» и «Войну и мир» именно как произведения, принадлежащие к разным литературным категориям, так что их нельзя мерить «одним аршином». То есть фактически, разделяя литературу на поэзию и художественность, Розанов намечает общие контуры романтического и реалистического направлений в литературе.
Изображения человека в художественных произведениях Розанов тоже делит на два вида: типы и характеры. Через тип, который «всегда собирательная личность – таких много, как он, и еще больше тех, которые бессознательно стремятся стать такими», выражаются закономерности общественного развития. Тип создают существующие условия жизни, он целиком и полностью определяется обстоятельствами. Для характера важно то, что «сила внутреннего «я» перевешивает в нем силу внешних обстоятельств», его главная черта – движение. Розанов противопоставляет тип и характер как пассивное и активное начала жизни, а их взаимоотношения называет борьбой между материей и духом. Тип – это отражение жизни, характер – самостоятельный дух. Снова, как и при разделении литературы на поэзию и художественность, критерием становится отношение к действительности, зависимость или независимость от нее. Характеры присутствуют как в поэзии, так и в художественной литературе, а вот типы встречаются исключительно в последней.
Продолжая размышлять о категориях типа и характера, Розанов выделяет два способа изображения действительности: наблюдение внешнего мира и изучение мира внутреннего. Первым способом изображаются по преимуществу типы, у которых «внутренний мир несложен и неглубок». Если же таким образом писатель пытается нарисовать характер, то он обычно оказывается не совсем понятным и недоконченным.
«Обрыв». Этому же писателю принадлежит лучшее изображение типа в русской литературе - «бессмертный тип Обломова». Второму способу лучше удается изображение именно характеров, типы же рисуются «с меньшим сравнительно совершенством». В качестве примера Розанов ссылается на роман Л. Н. Толстого «Анна Каренина», персонажей которого читатель часто понимает лучше, чем себя и своих близких.
Соответственно способам изображения Розанов делит и самих художников.
Художники-наблюдатели показывают людей через то, что они говорят и делают.
Такой художник «любит всматриваться в жизнь, а не размышлять о ней и длинным взглядом, с интересом артиста, следить за какою-нибудь убегающею и прихотливо изменяющеюся черточкою ее». Художники-психологи сосредотачиваются на внутреннем мире личности, рисуют «человека через то, что он думает и чувствует, - здесь за совершаемым человеком виднеется совершающееся в нем». Эти особенности неразрывно связаны у Розанова со свойствами личности самого писателя.
Художник-наблюдатель - «всегда цельный человек, чуждый внутреннего разлада, быть может оттого и любящий жизнь и человека, что не чувствует мучительности быть человеком и жить». Художник-психолог - «всегда больной человек – тот, у кого началось распадение духа, который утратил цельность психической жизни, хотя не до той степени, где начинается помешательство и безумство». Точно так же Розанов противопоставляет религиозность этих двух типов писателей. Религиозная вера художников первого типа чиста, спокойна, чужда критического анализа и всегда ортодоксальна. Религиозность же художников второго типа никогда не бывает ортодоксальной. Наоборот, «религии, как установившемуся культу, ничто не грозит такой опасностью, как эти порою пламенные защитники и истолкователи ее».
«… все мы, религиозные искатели, в сущности, еретики, т. е. ужасающе неортодоксальны».
В отличие от художников первого типа, которые только наблюдают жизнь и всегда соотносят с реальностью свои произведения, художники-психологи понимают человека глубоко и всесторонне и могут предугадывать новые явления в жизни. Они как бы опережают других людей в своем развитии: «То, что, уже выделившись, существует в духе и в жизни, явно ли или скрытно, или что, еще не выделившись, только в будущем может обнаружиться, то уже выделилось нередко в распавшемся духе такого художника и известно ему». В пример Розанов приводит творчество Шекспира, который на два века раньше в образе Гамлета предсказал рефлексию и внутренний разлад, присущие людям нового времени.
К художникам-наблюдателям Розанов относит Пушкина, Тургенева, Гончарова и Островского, а к художникам-психологам - Лермонтова, Гоголя, Толстого и Достоевского. Причем из них Толстой и Достоевский, по мнению Розанова, как психологи являются наиболее совершенными: «…первенство в совершенстве изображения принадлежит Л. Толстому, а первенство в глубине изображаемого принадлежит Достоевскому».
«Есть нечто вечное, что создал он [русский народ], что всегда будет, - это литература. И с нею будет и язык наш, а с ним и мы сами, как нечто своеобразное между народами.
».